Просвещенная Европа, туды ее... Все это, в общем-то, ужасно смешно: зоопарки с людьми до 40-х годов... Американский закон, разрешающий владельцам заведений не обслуживать инвалидов, если они оскорбляют взгляд других посетителей отменен только Бушем-старшем в 90-х, всего-то 20 лет назад. Надо поискать, когда закончилась такая прелесть, как бродячие цирки с уродцами (если верить художественной литературе, в 20-х-30-х они вполне еще процветали). Да и, собственно, Гитлер и война - всего-то лет 70 назад, не ушло и поколение: родившиеся в 39-м, хоть и пенсионеры, но еще вполне живы.
Все жуткое и отвратительное - оно не в каком-то дремучем средневековье осталось, оно, если подумать - совсем близко. В пределах одного-двух поколений, мы недалеко ушли. Но при этом мы - охренеть какие цивилизованные, традиции толерантности, гуманности и прочих общечеловеческих благ чуть ли не тысячелетние.
Тьфу.
10.11.2011 в 13:52
Пишет
Diary best:
Пишет
Crisl:
Негры в зоопарках
Только в 1935-36 годах в Европе были ликвидированы последние клетки с неграми в зоопарках – в Базеле и Турине. До этого белые люди охотно ходили смотреть на чёрных в неволе (а также на индейцев и эскимосов). Уже в XVI веке негры были завезены в Европу в качестве экзотов, примерно как животные из новых открытых земель – шимпанзе, ламы или попугаи.
читать дальше Но до XIX века чёрнокожие жили в основном при дворах богатых людей – неграмотные простолюдины не могли поглядеть на них даже в книжках. Всё изменилось с эпохой модерна – когда значительная часть европейцев не только научилась читать, но и эмансипировалась до такой степени, что затребовала себе таких же утех, что буржуазия и аристократия. Это желание белого простонародья совпало с повсеместным открытием зоопарков на территории континента, т.е примерно с 1880-х годов.
Тогда зоопарки стали наполняться экзотическими животными из колоний. В их число попали и негры, которых тогдашняя евгеника тоже причисляла к представителям простейшей фауны. Как это ни прискорбно сознавать нынешним европейским либералам и толерастам, их деды и даже отцы охотно делали бабки на евгенике: так, последний негр исчез из европейского зоопарка только в 1935 году в Базеле и в 1936 году в Турине. Но последняя «временная экспозиция» с неграми была в 1958 году в Брюсселе на выставке Экспо, где бельгийцы представили «конголезскую деревню вместе с жителями».
(Зоопарк в Базеле, 1930 год, в качестве экспозиции – сомалийцы)
Оправданием для европейцев может послужить лишь то, что многие белые реально до начала ХХ века не понимали – чем негр отличается от обезьяны. Известен случай, когда Бисмарк пришёл посмотреть в Берлинский зоопарк на негра, помещённого в клетку с гориллой: Бисмарк и вправду спрашивал смотрителя заведения, чтобы тот показал – где на самом деле в этой клетке человек.

(Император Германии Вильгельм II осматривает негров в зоопарке Гамбурга, 1909 год)
К началу ХХ века негры содержались в зоопарках уже упомянутых Базеля и Берлина, Антверпена и Лондона, и даже в российской Варшаве эти представители человечества были выставлены на потеху публике. Известно, что в Лондонском зоопарке в 1902 году клетку с неграми посмотрели около 800 тысяч человек. В общей сложности, не менее 15 европейских городов демонстрировали тогда негров в неволе.
Чаще всего смотрители зоопарков размещали в клетках т.н. «этнографические деревни» – когда в вольерах размещались сразу несколько чёрных семей. Они ходили там в национальных одеждах и вели традиционный образ жизни – что-то копали примитивными орудиями, плели циновки, готовили пищу на костре.Как правило, негры долго не жили в условиях европейских зим. К примеру, известно, в зоопарке Гамбурга с 1908-го по 1912 годы в неволе умерло 27 негров.


Негры в то время содержались даже в зоопарках США, несмотря на то, что белые там жили с ним бок о бок более 200 лет. Правда, в неволю помещали пигмеев, которых американские учёные считали полуобезьянами, стоящими на более низкой ступени развития, чем «обычные» чёрные. При этом такие воззрения основывались на дарвинизме. К примеру, американские учёные Брэнфорд и Блюм писали тогда:
«Естественный отбор, если не чинить ему препятствий, завершил бы процесс вымирания. Считалось, что если бы не институт рабства, поддерживавший и оберегавший чернокожих, им пришлось бы конкурировать с белыми в борьбе за выживание. Большая приспособленность белых в этом состязании была несомненной. Исчезновение чернокожих как расы стало бы лишь вопросом времени».
Сохранились записки о содержании пигмея по имени Ота Бенга. Впервые Ота вместе с другими пигмеями был выставлен в качестве «типичного дикаря» в антропологическом крыле Всемирной выставки 1904 года в Сент-Луисе. Пигмеев во время их пребывания в Америке исследовали учёные, сравнивавшие «варварские расы» с интеллектуально отсталыми европеоидами по тестам на умственное развитие, по реакции на боль и тому подобное. Антропометристы и психометристы пришли к заключению, что по тестам на интеллект пигмеев можно сравнить с «умственно отсталыми людьми, которые затрачивают на тест огромное количество времени и допускают множество глупых ошибок». Многие дарвинисты отнесли уровень развития пигмеев «непосредственно к периоду палеолита», а учёный Гетти нашел в них «жестокость примитивного человека». Не отличились они и в спорте. По словам Брэнфорда и Блюма, «столь позорный рекорд, как тот, что был установлен жалкими дикарями, никогда прежде не был зафиксирован в истории спорта».
Пигмея Оту просили проводить как можно больше времени в обезьяннике. Ему даже дали лук и стрелы и разрешили стрелять «для привлечения публики». Вскоре Ота был заперт в клетке – а когда ему позволили выйти из обезьянника, «на него глазела толпа, а рядом стоял сторож». 9 сентября 1904 года началась рекламная компания. Заголовок в New York Times восклицал: «Бушмен сидит в клетке с обезьянами Бронкс-Парка». Директор, доктор Хорнеди утверждал, что просто предложил «любопытный экспонат» в назидание публике:
«[Он]… явно не видел разницы между маленьким чернокожим человечком и диким – животным; в первый раз в американском зоопарке человека выставляли в клетке. В клетку к Бенге подсадили попугая и орангутанга по имени Дохонг». В описаниях очевидцев говорилось, что Ота «немногим выше орангутанга… их головы во многом похожи, и они одинаково скалятся, когда чему-то рады».
Cправедливости ради, надо упомянуть, что в зоопарках тех времён содержались не только негры, но и другие примитивные народы – полинезийцы и канадские инуиты, индейцы Суринама (знаменитая выставка в голландском Амстердаме в 1883 году), индейцы Патагонии (в Дрездене). А Восточной Пруссии и в 1920-е в неволе в этнографической деревне содержались прибалты, которые должны были изображать «древних пруссов» и исполнять их ритуалы перед зрителями.
Историк Курт Йонассон объясняет исчезновение человеческих зоопарков не только распространением идей равноправия наций, которые распространяла тогда Лица Наций, сколько наступлением Великой Депрессии 1929 года, когда у простых людей не стало денег на посещение таких мероприятий. А где-то – как в Германии с приходом Гитлера – власти волевым порядком отменили такие «шоу».
Французские зоопарки с неграми:


Зоопарк Гамбурга с неграми и другими цветными:


URL записиНе свое | Не Бест? Пришли лучше!
URL записи______________________________________________
САЛМАН РУШДИ,
романист, 64 года, Нью-ЙоркЛюди спрашивали меня о тех годах, и я отвечал: «Они были очень трудными». Тогда мне говорили: «Что ж, зато теперь вы по-настоящему знамениты!» Словно это достаточная компенсация. На одной чаше весов девять лет твоей жизни, на другой — «по-настоящему знаменит». Блеск! Это как тот пресловутый фунт мяса.
Дом — это место, где чувствуешь себя счастливым.
Иногда бывают такие легкие дни. Они просто приходят и все. Кто знает, какие силы тогда в тебе действуют?
Мне доводилось общаться с далай-ламой, но я все равно считаю, что самый мудрый человек, с которым сталкивала меня судьба, — это мой дед. Я говорю об отце моей матери — индиец, врач по профессии, он был совсем не похож на меня в том смысле, что глубоко верил в бога. Он совершил паломничество в Мекку и молился по пять раз в день. Внуки подшучивали над ним по этому поводу: сколько времени можно тратить на молитвы? Но его религиозность не мешала ему быть самым терпимым из всех, кого я знал. Даже ребенком можно было сказать ему: «Дедушка, я не верю в бога». И он отвечал: «Так-так. Давай-ка садись сюда и рассказывай все по порядку». И беседовал с тобой совершенно серьезно, без всяких намеков на то, что тебя следует осудить за такую необычную точку зрения. Оглядываясь назад — он уже двадцать лет как умер, — я думаю, что в нем была душевная широта, в которой заключалась большая мудрость. Я посвятил ему свой последний роман. Между прочим, моя бабушка — ей я тоже его посвятил — была суровая, лютая женщина. Мы ее боялись.
Когда послом в Индии был Джон Кеннет Гэлбрейт, то есть в шестидесятые годы, умные люди еще хотели заниматься политикой.
читать дальшеЯ встречался с разными политиками, но единственным из них, о ком я мог бы сказать: «Это действительно светлая голова», была Маргарет Тэтчер. У нее невероятно острый ум. Она из тех очень умных людей, которые плохо переносят отсутствие этого качества у других. Так что вам лучше было быть на ее стороне — потому что иначе она бы вас раздавила.
Я скажу вам, чему развод меня не научил. Он не научил меня больше не жениться.
Взгляните на страны, в которых укоренился исламский радикализм. Там везде угнетают женщин. Мусульманкам отлично известны проблемы мусульманской культуры — они их испытывают на себе. И мне часто казалось, что, когда придет время перемен, их зачинщицами станут именно женщины.
Если бы мой ребенок имел предрассудки, мне было бы стыдно. Для меня это значило бы, что я оказался плохим родителем.
В Кембридже я изучал историю, а не литературу. Одним из основных уроков, которые я оттуда вынес, был такой: вопрос «А что, если?..» неинтересен. По-настоящему важен лишь ответ на вопрос «Что есть?» Рассуждать о том, что было бы, если бы Гитлер выиграл Вторую мировую войну, неинтересно, потому что он ее проиграл. Интересно другое: разобраться, почему он ее проиграл и каковы последствия его поражения. Для писателя это самая лучшая отправная точка. Спросите: что есть на самом деле? Почему это так? Поверьте мне, на эти вопросы очень нелегко ответить, потому что в глазах разных людей выглядят по-разному даже самые простые события. Тем более в нашу эпоху, когда для одних человек — террорист, а для других он герой.
В те дни, когда мне нужна была защита, я понял, что слова «угроза» и «риск» — отнюдь не синонимы. Есть общий уровень угрозы, которой подвергается личность, — он может быть высоким, средним или низким. Его можно так или иначе оценить. Высокий уровень заставляет принимать какие-то особые защитные меры, а низкий просто означает, что вам надо быть осторожным. Риском же называется степень опасности, связанная с определенными действиями при некоем общем уровне угрозы.
Эта история многому меня научила. Я узнал, как сильно люди умеют ненавидеть. Но узнал и другое: насколько велика их способность к дружбе и солидарности. Вы спрашивали меня о мужестве. Так вот вам пример: женщине, работающей в книжном магазине, звонят по телефону, и незнакомый голос говорит: «Мы знаем, какой дорогой твои дети ходят в школу», но она продолжает продавать книгу. В магазины бросали зажигательные бомбы, но там продолжали продавать книгу. Моему норвежскому издателю трижды выстрелили в спину, и он еле выжил только благодаря своему крепкому здоровью: когда-то он был членом норвежской сборной по лыжам. А будь он послабее, так сразу умер бы. И, едва оправившись от огнестрельных ранений, он переиздал книгу. Вот это мужество так мужество!
Самый большой вред, который мне причинили, связан с тем, что свойства направленных против меня атак каким-то образом перенеслись на меня самого. Поскольку в этих нападках не было ничего веселого, как я могу быть веселым? Поскольку в них много зауми и теологии, много далекого от жизни и непонятного, значит, все это свойственно и мне. Но я совсем не такой! Совсем!
Музыка вашей молодости — это музыка, которая всегда остается с вами.
Когда у тебя за спиной уже несколько книг, ты волей-неволей успеваешь привыкнуть к одному печальному обстоятельству: на свете есть люди, которым просто не нравится твоя писанина. То, что ты пишешь, не отвечает их вкусам. У книг есть одна странная особенность: если вы читаете книгу и она вам не нравится, вы часто начинаете ее прямо-таки ненавидеть. Ведь вы вступаете с книгой в очень тесный контакт. Чтение — это очень интимное переживание, которое происходит у вас внутри. Поэтому, если книга вам не нравится, вы чувствуете, что к вам влезли в душу. И из-за этого реакция людей бывает такой резкой: прочь из моей души! Это совсем не то, что сходить в кино. Кино — оно вон где. А книга проникает внутрь, и это иногда раздражает. Думаю, именно поэтому отзывы на книги порой бывают излишне ядовитыми, даже если пишущие их люди в обычной жизни не таковы.
Больше всего мне хочется писать книги, которые остаются надолго. «Детям полуночи» в апреле исполнится двадцать пять лет, и я невероятно горжусь тем, что книга до сих пор жива. Она и сейчас актуальна для людей, для поколения, родившегося уже после того, как ее опубликовали впервые. Они ее находят, выбирают, она вызывает отклик у них в душе. Это первая трудность — взять барьер между поколениями. Если книга не умрет, когда сменятся четыре-пять поколений, можно будет считать, что она выдержала проверку временем. К сожалению, я сам не смогу этого увидеть. Но, по крайней мере, взятие первого барьера произошло на моих глазах. Мне эта проверка временем кажется определяющей. Как написать то, что останется важным и ценным даже для людей, которые будут жить через сто лет после нас? На этот вопрос я и пытаюсь ответить своей работой.
Ну что я знаю? Пророчества не моя специальность. Мне эти пророки самому здорово насолили, так что меня в их компанию не тянет. Поэтому я не стану гадать, что будет через пятьдесят лет. Достаточно трудно разобраться в том, что происходит сегодня.